21.09.2015
«Мы стоим на развилке», — заявил ИА REGNUM, оценивая итоги двухлетия реформы Российской академии наук, заместитель президента РАН Владимир Иванов. 27 сентября 2013 года вступил в силу ФЗ № 253 «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Слова «реформа» в названии нет, тем не менее, коренные изменения, которые стартовали с момента подписания документа, иначе не назовешь. Хотя многие ученые говорят, скорее, об уничтожении РАН, так как из-за передачи академических институтов в ведение Федерального агентства научных организаций (ФАНО) Академия превратилась в клуб ученых, не имеющий, по сути, своих научных структур, как, если бы тело (институты) отделили от головы (РАН).
Естественно, ученые задаются вопросом, как жить и работать дальше, какая наука нужна России, отмечает заместитель главы РАН. По его словам, «император Петр I создавал Российскую Академию наук как государственную структуру, призванную обеспечить развитие страны. Для ее финансирования были направлены налоги, собираемые с нескольких городов. Ученым обеспечивалось достойное содержание и условия для работы. И при этом должна была быть создана принципиально новая структура, объединяющая собственно Академию, университет и гимназию, не имеющая зарубежных аналогов. Такова суть устава Петра Великого. А сейчас? «Мы 20 лет прожили в другой парадигме, — поясняет Владимир Иванов, — то понимание свободного рынка, которое 20 лет усиленно насаждалось, четко объясняет: делать ничего не надо, все само отрегулируется. А чтобы не было сомнений, записали статью в Конституции, где сказано, что никакой идеологии быть не должно. Однако природа не терпит пустоты: идеология появилась, квазирыночная, по которой главное — делать деньги, делать любой ценой.
Если идти по этой траектории, то все, что сейчас происходит, вполне логично. Вот говорят: «науку надо переводить в вузы». При такой ситуации, конечно, надо. Почему? В начале века был провозглашен основной принцип образования, который сейчас реализуется — образование должно готовить квалифицированных потребителей. А что такое потребитель-выпускник технического вуза? Это специалист, который может взять зарубежную технологию и использовать ее методом «отверточной сборки».
В такой парадигме места для фундаментальной науки, которая является единственным источником новых технологий, позволяет «смотреть за горизонт», к сожалению, нет. Поэтому такая реорганизация, скорее всего, приведет к ликвидации фундаментальной науки как самостоятельной отрасли получения знаний. Это, кстати, было ясно написано в первой редакции закона о РАН, принятого в 2013 году. Сейчас часто приходится слышать о реформе РАН, о реформе науки. Но на самом деле нет ни одного документа, описывающего эту реформу. И то, что произошло с РАН также нельзя назвать реформой.
Сегодня государство декларирует политику снижения зависимости от внешних факторов. Санкции, напряженная международная обстановка заставляют отказываться от импорта и настоятельно требуют своих станков, деталей, информационных платформ, самолетов, медикаментов, продуктов питания и т.п. Причем, громкий звонок прозвучал, как отмечает собеседник ИА REGNUM, во время российско-грузинского конфликта, когда стало понятно, что со связью в армии есть проблемы. Что касается армии, то необходимые меры были приняты, а вот в части гражданской промышленности практически нет. Мы попали в технологическую зависимость от Запада. Таким образом, появилась идея импортозамещения.
Давайте слезем с нефтяной иглы…
Этот тезис, наряду с импортозамещением, становится трендом последнего времени. Казалось бы, спору нет, нельзя жить только за счет нефти и газа. Тем более, что падение цены на судьбоносный для России углеводород постоянно снижается. А это ведет к потере доходов государства, и в конце концов — к ухудшению жизни россиян. Уже и за рубеж стали меньше ездить — курс доллара не способствует росту интереса «к перемене мест». И учиться туда не каждый стремится — кусается тамошнее образование. Сырьевым придатком Запада быть не хочется. Но все ли так однозначно? Надо ли отказываться от нефтедолларов? «Это то, чего нельзя делать ни в коем случае, — уверен ученый, — нефть — это наше конкурентное преимущество. Любой здравомыслящий человек знает, что развиваться можно только за счет своих конкурентных преимуществ. Условно говоря, если кто-то может ходить на руках, то у него есть перспективы успешной работы в цирке. Работая головой, можно добиться успеха в науке, в бизнесе. Но цирковыми номерами нельзя продвинуться в академии наук». Ученый предлагает разумно подходить к использованию нефти — продавать, возможно, не только сырую нефть, но и продукты ее переработки. Не только трубопроводы строить, но и нефтеперерабатывающие заводы.
Наша беседа с заместителем президента РАН проходила в знаковом месте — в кабинете, из которого в годы СССР осуществлялась координация космических программ, во главе которых стоял Президент АН СССР академик М.В. Келдыш. Со стены, казалось, недоуменно взирали на происходящее академики М.В. Келдыш и А.П. Александров. В те времена такой поворот в отношении науки даже вообразить себе было нельзя. Но времена, как известно, не выбирают. А потому, если фундаментальная наука все же призвана решать важнейшие стратегические задачи развития страны — о чем говорил Президент России на заседании Совета по науке и образованию, ориентируя страну «на серьезные интеллектуальные прорывы, учитывающие качественно новые вызовы как внешние, так и внутренние, стоящие перед Россией», требуется выработать и пути развития большой науки. Как ни парадоксально, но задачи, которые стоят сейчас перед страной и перед наукой те же, что и во времена Петра Первого, заметил собеседник ИА REGNUM.
Четыре стратегических линии, по которым мы должны работать…
«А именно, повышение интеллекта нации, это номер раз, потому что за счет реформы образования, общего снижения культуры его сильно подорвали. Второе — это повышение качества жизни. Именно качество жизни является основным показателем реального уровня развития государства. Развитие территорий — три. Мы про Арктику говорим, но у нас не только Арктика, посмотрите на Центральную Россию: разве этим территориям требуется меньше внимания? Проблемы Сибири и Дальнего Востока тоже нельзя оставлять без внимания. А разрушив региональную структуру РАН, территории фактически оставили без научного обеспечения. Вузы с этой задачей, очевидно, не справятся. Четвертое — оборона и безопасность. Вот четыре стратегических линии, по которым необходимо работать. Если с этим соглашаемся, тогда вопрос, а что делать дальше, как это все обеспечивать? Как обеспечить оборону и безопасность, военные расскажут. С освоением территорий свои проблемы. Поднять качество жизни — что для этого надо? Нам нужна еда, медицина, здравоохранение, энергетика, жилье, образование. К какому уровню надо стремиться? Известно, к какому, к западному. Если мы хотим быть конкурентоспособными, качество жизни у нас должен быть не ниже западного. Тогда народ будет ездить к нам, а не к ним». И вот здесь, по словам ученого, возникает вопрос — как? В качестве примера он привел энергетику. Известно, что в США выработка энергии на душу населения примерно в 3−4 раза больше, чем у нас. Как этого достичь? На нынешних мощностях невозможно. Одно из перспективных направлений — атомная энергетика. «При помощи действующих аппаратов можно это сделать? Большой вопрос: они морально устаревают, технологии меняются, появляются новые более эффективные типы установок. Кроме того, надо решать проблему повышения эффективности использования ядерного топлива. Если так рассуждать, то мы придем к вопросу замкнутого ядерного цикла.
Очень перспективно использование быстрых реакторов. Наработки по БН и опыт эксплуатации у нас были больше, чем где бы то ни было. Такие установки работали в Обнинске, в Дмитровграде, в Шевченко (Актау), и, наконец, БН-600, который до сих пор успешно трудится на Белоярской АЭС. Если создавать аппараты нового поколения, то нужно иметь соответствующую науку. В системе Росатома, которому на днях будет 70 лет, ее в основном удалось сохранить. Есть еще и солнечная энергетика, которая в последние годы получила сильное развитие. Но солнечные батареи будут востребованы, когда стоимость кВт час будет меньше, чем стоимость выработки энергии тепловыми станциями. Что надо? Для начала — сформулировать задачу и профинансировать науку. Но это только один пример. А в целом, без современной развитой науки перейти к инновационной экономике невозможно».
Дорого ли обходится наука?
Если посмотреть на затраты, то кажется, что фундаментальная наука, новые большие проекты — это очень дорого. Но ведь здесь важно учитывать не только сиюминутные траты, но и отдачу в стратегической перспективе, считает Владимир Иванов. «Сколько споров было вокруг космоса? А теперь без космических технологий трудно себе представить нашу жизнь». Ученый убежден, что фундаментальная наука себя уже окупила до конца существования человечества: «Электричество, кто его изобрел? А стены видите? Стоят на основе фундаментальных законов механики, открытых Ньютоном, и те, кто будет строить после нас, будет строить по ним. Кстати, и траектории полетов спутников рассчитываются исходя из Закона всемирного тяготения. А у нас, к сожалению, почему-то принято считать, что наука — это исключительно затраты». По мнению Владимира Иванова, это миф, что фундаментальная наука некоммерциализуема. «Из фундаментальной науки два выхода — образование и технологии. Все учебники написаны на основе фундаментальной науки. Студент приходит учиться, так он же платит за учебу, за эти знания — и неважно сам платит или государство, все равно это деньги. С этой точки зрения фундаментальная наука еще как коммерциализуема! Весь бюджет образования, (не российский, а мировой) — ни что иное, как только незначительная часть стоимости фундаментальных знаний. А технологии? На основании технологий мы получаем всё остальное, и все они (технологии) коммерциализуемы. Но о том, что это делается на основе результатов фундаментальных исследований, почему-то умалчивают. А уж вся наша нефтегазовая отрасль своим существованием во многом обязана ученым: достаточно посмотреть кто и когда открыл месторождения», — утверждает Владимир Иванов.
Почему Минобрнауки сейчас не может выполнять своих функций?
Пока мы идем в парадигме квалифицированного потребителя, все нормально: науку в вузы, все управляемо по единой схеме, полагает ученый. В этом случае наука только поддерживает достаточный уровень образования. Но ситуация меняется, если мы говорим об инновационном развитии. Так, если сравнить науку и образование, то окажется, что это два принципиально разных института. «Если я школьник, ко мне выходит преподаватель и излагает материал по жестко заданной схеме. Наступает экзаменационная пора, я прихожу, и он меня спрашивает по этой схеме. Это иллюстрация того, что образование стандартизировано. Стандарты могут быть разными, но они строго определены. Все вузы по ним работают. А ректор — как капитан на подводной лодке: «первый после Бога». И это вполне оправдано. А наука — с точностью наоборот. Наука по стандартам не делается и результаты предсказать далеко не всегда можно. Как бы ни приказывали, сделать открытие к знаменательной дате, сделаете, если повезет. Можно вспомнить известный афоризм Нобелевского лауреата физика Жолио-Кюри: «чем дальше эксперимент от теории, тем ближе к Нобелевской премии». Образование и наука — две абсолютно разных вещи. Задача науки — добывать знания, а образования — их передавать. Поэтому и управляются они по-разному. А в США, например, вообще нет Министерства науки и образования. Может быть, в этом кроется причина их успеха?
Разделить образование и науку, как это было раньше?
Все зависит от государственной политики, полагает Владимир Иванов. Если ориентироваться на технологический суверенитет, на возрождение былого авторитета, тогда надо думать про новую форму организации. Более того, нельзя отказываться от того, что уже себя зарекомендовало. «Образование и наука, в случае политики развития, должны развиваться совместно, исключая доминирование. И необходима четкая координация работы. В промышленности, например, этого удалось добиться путем создания госкорпораций. А что сейчас происходит в науке? — задается вопросом заместитель главы РАН, — Есть закон о науке, закон о РАН, закон об образовании, закон о НИЦ Курчатовский институт, закон о НИЦ институт Жуковского, закон об университетах с особым статусом, закон о Российской научном фонде. Есть Минобрнауки, РАН, ФАНО, два НИЦ, научные фонды и т.д. Все они занимаются управлением наукой. И каждый самостоятельно. И как все это координируется? Никак. Координации фундаментальной науки в стране нет. Кстати, именно уровень научных исследований есть одна из главных причин слабого присутствия российских университетов в мировых рейтингах». По словам Владимира Иванова, в декабре 2012 года правительство утвердило единую Программу развития фундаментальных исследований в стране. В ноябре прошлого года был создан Координационный совет по этой программе. В мае 2015 состоялось единственное заседание этого Совета. «Мы имеем полностью разбалансированную ситуацию, — считает ученый, — единственное место, где есть реальная координация, это государственные академии наук. Уже восьмой год под руководством РАН выполняется программа фундаментальных исследований государственных академий наук. Каждый год результаты систематизируются и публикуются — вот они стоят: каждая книга — это результаты работы за один год. Здесь собраны все основные результаты научных исследований в стране за эти годы. А вот по другим структурам такого нет. Было бы вполне логично передать всю координацию фундаментальных научных исследований в Академию, что собственно вытекает из закона о РАН. Но этому препятствует все тоже Минобрнауки России». Ученый уверен, что «страна находится на развилке, когда надо определиться, будем ли следовать прежним курсом или перейдем к инновационному развитию. Тогда будет понятно, какая наука нам нужна».
Источник: ИА Регнум, Елена Ковачич
